Южнорусская дорога
На самом деле я хотел написать комментарий к одной фотографии, которую сделал на ж/д вокзале города Курска в августе прошлого года.
Но в Курске я оказался не сразу. Сначала я приехал в Белгород.
В Белгороде я нарисовался после короткого и чёткого диалога с русским поэтом Максимом Бессоновым в личке Телеграма.
И спустя сутки поезд увёз меня на юго-запад России.
В Белгороде стояла нормальная южнорусская жара. Я сменил черную толстовку с угрожающей надписью «Русь» на белую футболку, купленную в местном ТРЦ, мы с Максимом Александровичем выпили по чашке кофе, и больше к этому напитку не возвращались.
Вода – это та стихия, без которой я не могу жить. Женский смех, вечернее солнце, теплый песок. Пляж на берегу реки Везелки. Плыть, плыть, плыть.
Следы от обстрелов на улицах города. Во время тревоги семьи выходят из автомобилей и укрываются в убежищах.
Глубокой ночью я рухнул на кровать в съемной халупе.
Утром включил телевизор. Крутили фильм «Короткие встречи» с молодым Высоцким. Максим уехал записывать подкаст, а я отправился в Курск. Ночная белгородская сирена выла не просто так. Ракеты из-под Харькова ударили по людям, жившим за городом.
Курск оказался похож на мой родной Днепропетровск. Холмы, спуски и подъемы, частный сектор в городской черте. Ни с кем не встретившись, я послонялся по привокзальной площади под вой сирены, на которую никто не обращал внимания.
Потом вошёл в здание вокзала. Усталые лица. Люди, едущие туда и оттуда. Загар, пыльная форма, закатанные рукава.
– Зачем вам всё это? – зло спросил меня таксист ещё в Белгороде, пока мы болтали по пути к автовокзалу. И оборвал разговор на полуслове.
– Мне начальник таксопарка так и сказал: в третий раз я тебя уже сам сдам в ФСБ. Так что я лучше помолчу. Мои дети воюют, а они своих спрятали. Вот и всё. И ничем хорошим вся эта война не кончится.
Курск был город людный. Белгород – полупустой. Красивый, изумительно чистый. Без преувеличения белый.
В Белгороде рядом с нами отдыхали усталые мужики в камуфляже. Медали «За Отвагу». Знаки отличия одной бывшей ЧВК. Пили водку, заказывали песни Чичериной. Усталость.
Вечером кабак гудел. Мы говорили о Гандлевском, Рыжем, Дозморове, Амелине, Новикове.
– А Жадан?
– Пидарас.
– А Кабанов?
В Курске говорить было не с кем, и я скучал в зале ожидания. Смотрел по сторонам.
Внимание привлек немолодой мужчина с погонами майора сухопутных войск. Рукава закатаны. На левом предплечье – татуировка: чье-то лицо и несколько строчек.
Присмотревшись, я понял, что у майора на руке набит портрет Есенина.
Я собирался написать комментарий про Русь на предплечье майора. Про то, что беглые умники, годами трещавшие, как всё будет заебись, когда майор наконец поскользнется, просто мудозвоны.
Собственно, я и написал об этом. А ещё я сделал снимок. Он нечеткий, но лицо Сергея на нем вполне различимо. Майор не поскользнется. Русь на предплечье майора чувствует себя заебись как хорошо. Ей легко с ним, ей с ним в кайф.
Покойный Владлен любил повторять цитату из фильма «Они сражались за Родину»: ненависть к врагам мы носим на кончиках штыков.
Любовь к России каждый из нас носит в сокровенной кладовой своего сердца. Говорить об этом не принято. И майор не говорил. Просто ехал в отпуск.
Мне понравился этот неизвестный парень. Привет тебе, русский воин. Храни тебя Бог.
Мы с майором доехали до Питера и потерялись в метро на площади Восстания.
