Однажды Георгий, временно поселившись в столице некоей республики бывшего социалистического лагеря, испытал внезапное удивление. Это мощное, гордое и великое государство очень долго боролось с вредоносным оккупантским языком. Оно ночей не спало, думая, как бы посильнее уязвить его носителей. Запрещало преподавание в школах на оккупантском, разговоры в госучреждениях на нём же, тщательно снимало вывески в магазинах – короче, трудилось, не покладая рук. Всё ради прекрасной родины, каковую подлый оккупантский язык выедал, как мышь головку сыра изнутри, и независимость трещала по швам. Борьба велась 33 года, и все силы республики в ней изнемогли.
Георгий зашёл в популярное заведение общепита. Кассир сразу заговорила с Георгием по-оккупантски, и пол отчего-то не пошёл трещинами. На следующий день Георгий встречался на интервью в кафе. Но не успели он с собеседником и слова сказать, как официантка приняла у них заказ на оккупантском. Рядом сидели люди, и разнузданно пили вино. Надо ли говорить, что это тоже были оккупанты? Георгий, конечно, очень надеялся на такси. Он вызвал машину, когда приехал на автовокзал, ещё в первый вечер. Но прибыл дедушка – который, хучь и титульной нации, предательски стал тарахтеть с Георгием на оккупантском, и отборными словами хуесосить своё великое государство. Георгий побледнел, и подумал о провокации спецслужб. Далее, среди таксистов попадались как оккупанты, так и титульные, но титульные сразу совершали измену, беседуя с Георгием на оккупантском, как ни в чём не бывало. Страна гибла на глазах.
Государство, конечно же, сражалось, как гладиатор. Нигде не было видно ни единой оккупантской вывески: только национальный язык, продублированный во многих местах языком колонизаторским. Ну, колонизаторы не такие изверги, как оккупанты, у них пробковые шлемы красивые и их язык не считается иностранным. В магазинах тщательно были вычищены оккупантские продукты. Исчез оккупантский зефир, коего ранее было навалом. Георгий думал взять титульный зефир, но его отговорила предательская продавщица, сообщив, что «на вкус это как говно». Гречка продавалась казахская, и стоила в два раза дороже оккупантской, но ведь не сдаваться же оккупации, а!?
Кассирши же бездумно трепались с покупателями на оккупантском. По улице шли сплошные оккупанты, и Георгий слышал их жуткий язык справа и слева. Бедную республику трясло и качало. С 1991 года она отчаянно, стоя одна против полчищ оккупантов, дралась с ихним языком, но, судя по всему, только и получала в ебало. Оккупантский и не думал исчезать из жизни – и даже, по-моему, его стало больше. В сувенирке, куда заглянул Георгий, хозяйка из титульных едва не бросилась ему на шею: кисло сказав, что туризм по сравнению с прошлым хуета, и вообще, иностранцы ничего о титульной косметике, камнях с комарами и вкусных напитках не знают. Она даже публично совершила акт национального предательства, предложив Георгию кофей – так ей не хотелось прекращать речь на оккупантском. Георгий всем сердцем ей сочувствовал.
Он возвращался в отель под уличные разговоры на оккупантском. Ё-моё, 33 года местные политики стараются изжить подлый оккупантский, и всё бесполезно. За столько времени выпестовали сугубо вьюноша на ресепшене отеля Георгия (о нём был пост ранее), да ещё пару тысяч полных идиотов. Столько труда пропадает даром, подумать только.
Оно конечно, политики что-нибудь придумают. И запретят оккупантский даже на улице. И в кафе. И в переписке в вотсапе. И заодно ещё в космосе, на всякий случай.
Но что-то Георгию подсказывает, что их усилия опять провалятся.
А ведь люди бедные так стараются, из кожи вон лезут.
Вот же не повезло.
