Моя пасхальная колонка на Взгляде
Главный праздник католиков – Рождество.
Главный праздник православных – Пасха.
Смерть и воскресение.
Пять дней проходит с Вербного воскресенья до Страстной пятницы: вот Иисус во славе Своей входит в Иерусалим и Ему кричат: «Осанна», и дети машут пальмовыми ветвями, а вот Он висит на кресте, и сотник Лонгин втыкает Ему копье под ребро. В реальности, конечно, прошло больше времени, но для нас проходит пять дней. А потом на третий день Он воскресает, и это чудо, которое всегда больше человеческого осознания. Даже у апостолов в головы не сразу поместилось, бедняге Фоме пальцы в раны понадобилось вложить, что уж о нас, грешных, говорить.
Пасхи бы не было, если бы не было Страстной пятницы. Если бы Христос не висел на кресте – а из всех учеников рядом один Иоанн, а Петр отрекся трижды, а Иуда предал, и мучительно хочется пить, и только уксус смачивает губы. И гвозди пронзают ступни и ладони, и тяжесть тела оттягивает эти гвозди. Воскресения не было бы, если бы не было страшной смерти.
И до Христа смерть была тотальна. Абсолютна. Человек умирал и попадал в ад. Все! Приехали!
Воскресить умершего можно было. И Христос воскрешал, и пророки воскрешали. Но это было, так сказать, явлением временным, не решающим глобальную проблему тотальности смерти. То есть тебя воскресили от несвоевременной смерти, но потом-то ты все равно сойдешь в гроб и попадешь в ад, никуда не денешься с подводной лодки. Закон мироздания.
А Христос своей смертью его изменил. Сделал смерть явлением временным. И ад необязательным.
Впрочем, тут еще нужно сказать, что на бытовом уровне западный человек все равно плохо осознает, что на смерти его история не заканчивается. Казалось бы, католики и протестанты – братья православных во Христе, но их сюжетная линия рассматривается от рождения и до смерти. В культурном же коде русского православного человека зашит иной подход. Смерть – это не конец.
Поэтому самопожертвование во имя родины, цели или товарищей не является для русского чем-то из ряда вон выходящим. Ведь там, дальше – Пасха и воскресение.
Даже если на дворе – Великая отечественная война. Или афганская. Или чеченская. И этот русский – идейный коммунист. Культурный код многих поколений православных зашит генетически.
И на СВО я встречала такие случаи. Вроде и пошел человек не из самых высоких соображений. И биография у него не самая безупречная. А в итоге погибает, как герой, защищая товарищей. И ведь мог спастись сам, но предпочел – спасти других.
Это Пасха, про которую мы помним, даже если не помним. Христово Воскресенье, которое обещает воскресенье нам в жизнь вечную после Страшного суда.
(...)
Каждый год мы с замиранием сердца вспоминаем, как Богочеловек с огромными кроткими глазами на маленьком ослике под крики «Осанна» направляется в Иерусалим сразиться со смертью.
Он знает все, что с ним случится. Знает, кто его предаст, знает, кто от него отречется. И он разламывает хлеб, и пьет вино со своими учениками. И Иуда лобызает его. И Пилат умывает руки. И наступает страшная смерть на кресте.
Но потом все-таки Он ее побеждает. И это что-то великое и непостижимое, прекраснее чего нет.
Наш главный русский праздник.
